«7×7» рассказало о подпольном квир-искусстве в российских регионах: стрит-арт, квартирные выставки и анонимные телеграм-каналы
На «7×7» вышел большой материал Светланы Бронниковой о том, как квир-художники в российских регионах продолжают работать на фоне запрета «движения ЛГБТ» и законов о «пропаганде». Авторы уходят в андеграунд — от ночного стрит-арта и квартирных выставок до анонимных аккаунтов и участия в зарубежных фестивалях.
Что пишет «7×7»
Редакция сравнивает нынешнюю ситуацию с подпольными выставками позднего СССР: тогда запрещённое государством искусство показывали по квартирам и мастерским, сегодня — в закрытых чатиках, домашних пространствах и через дистанционные включения в фестивали за границей.
Из соображений безопасности «7×7» меняет часть имён, не указывает конкретные галереи и объединения и не описывает детально сами работы. В тексте также сохранены гендергэпы — спецсимволы, которые собеседники используют для гендерно-нейтрального языка.
Как гомофобные законы толкают художников к квир-выражению
Один из героев — анонимный уличный художник Максим из города в Северо-Западном федеральном округе. Он выходит на ночные вылазки в «костюме преступника» — всё чёрное, капюшон, маска — и делает в городской среде скульптуры, стикеры и граффити о репрессиях в России, войне в Украине и ЛГБТК+-темах. Максим говорит, что ориентируется на наследие советских диссидентов и осознанно принимает риск: «в одних кустах сижу я, в других могут сидеть менты».
Художник Даниил из миллионника в Сибири до войны занимался в основном темой «умолчания» и телесности и держал квир в абстракции. После вторжения и ужесточения законов он вместе с коллегами сделал одностраничную квир-газету про сибирское квир-искусство, анонимные интервью и письма советских квир-людей. Газету печатали дома и раскладывали в буккроссинге и общественных туалетах — с расчётом, что она попадёт и к «телевизорной» аудитории, в том числе к гомофобным горожанам.
Что такое квир-искусство и как оно выглядит в регионах
Гендерный исследователь Коля Нахшунов в комментарии «7×7» объясняет, что квир-искусство — не строгий научный термин, а собирательное понятие для искусства, которое работает с чувством инаковости и бросает вызов нормам гендера и сексуальности. В российских условиях это всегда «предельная уязвимость», которую авторы пропускают через личный опыт.
Материал напоминает, что до полного запрета «ЛГБТ-пропаганды» в 2022 году в России регулярно проходили выставки с квир-работами, а с 2008 по 2023 год в Петербурге существовал QueerFest, фестиваль ЛГБТК+-группы «Выход». После 2013 года организаторы сталкивались с ложными звонками о «минировании», атаками гомофобных активистов и выбросом фосфиновых баллонов в вентиляцию — тогда несколько человек попали в больницу.
В регионах квир-искусство держалось на самоорганизации: независимых пространствах, квартирных галереях и гаражных выставках. Кураторка Наталья из северо-западного города рассказывает, что до войны ставила открытые выставки с квир-работами на независимых площадках, где постоянно висели радужные флаги. После 2022 года эти места закрылись или перешли на патриотическую повестку, а сама создательница одной из площадок была признана Минюстом «иноагентом».
Внутри квир-сцены тоже нет единства. Нахшунов отмечает споры о том, может ли цисгетеро-художник делать «квир-искусство» без присвоения опыта. Наталья, бисексуалка и полиаморка, говорит, что чувствовала себя «меньшинством в меньшинстве»: часть квир-сообщества не считала ни её, ни бисексуальных авторов «настоящими ЛГБТ».
Квартирные галереи, анонимные каналы и страх перед преследованием
По словам художника Владислава с севера европейской части России, после пандемии независимые галереи в его городе почти исчезли, а оставшиеся всё чаще работают с официальной повесткой: «попы с кадилами радуются присоединению Крыма и войне». Организаторы выставок и поэтических вечеров просят зрителей не снимать и не выкладывать ничего в соцсети, а сами внимательно присматриваются к незнакомым лицам, пытаясь вычислить сотрудников центра «Э».
Часть художников переносит выставки домой. Квартиры Владислава и его друзей превращаются в импровизированные галереи, где показывают антивоенные и квир-работы «для своих» — без афиш и анонсов. Уличный художник Максим полностью отказался от публичного авторства и соцсетей; его работы живут на стенах считанные часы до вмешательства коммунальщиков или горожан.
Молодые авторы, по данным «7×7», чаще всего уходят в анонимность. Художницы и художники из Тулы, Новосибирска и других городов удаляют квир-контент из старых пабликов во VK и заводят закрытые телеграм-каналы или аккаунты в X (Twitter), тщательно проверяя каждого подписчика. Одна из героинь, Екатерина, ведёт «чистый» паблик без квира и закрытый канал с квир-комиксами, но продолжает рисовать, потому что «репрезентация важна, нужно показывать, что быть квиром — нормально».
Международные фестивали и роль ЛГБТК+-организаций
На фоне цензуры и риска административных дел российские квир-художники всё чаще выходят к аудитории через зарубежные инициативы. Художник Даниил из Сибири и его коллеги дистанционно участвовали в квир-фестивале «Сопротивление» в Париже, который организовала инициатива «Центр Т» совместно с французскими партнёрами. На выставке были работы 35 авторов из России и 51 художника в эмиграции; по словам главы «Центра Т» Яна Дворкина, почти все говорили о сопротивлении — через темы потери дома, насилия, изоляции и страха.
Немецкая НКО Quarteera e.V., поддерживающая ЛГБТК+ беженцев и мигрантов из Восточной Европы и Центральной Азии, сообщает о десятках заявок от художников из России на свои опен-коллы и гранты. Художница Марина из Сибири подчёркивает, что высказывания изнутри России особенно важны для европейских выставок: это шанс дать голос тем, кого российское государство заставляет молчать, и показать, с чем сталкиваются квир-люди «дома».
Нахшунов предупреждает, что цензура квир-репрезентации — не только эстетическая, но и прямая угроза психическому здоровью: сокращение пространства видимости увеличивает ощущение одиночества и риски для жизни. Марина же верит, что нынешняя пауза временная: «как резко всё затихло, так резко и вспрянет», а голод по независимому искусству внутри страны и ностальгия по России у художников в эмиграции в будущем могут сложиться в мощный общий импульс.
Что пишет «7×7»
Редакция сравнивает нынешнюю ситуацию с подпольными выставками позднего СССР: тогда запрещённое государством искусство показывали по квартирам и мастерским, сегодня — в закрытых чатиках, домашних пространствах и через дистанционные включения в фестивали за границей.
Из соображений безопасности «7×7» меняет часть имён, не указывает конкретные галереи и объединения и не описывает детально сами работы. В тексте также сохранены гендергэпы — спецсимволы, которые собеседники используют для гендерно-нейтрального языка.
Как гомофобные законы толкают художников к квир-выражению
Один из героев — анонимный уличный художник Максим из города в Северо-Западном федеральном округе. Он выходит на ночные вылазки в «костюме преступника» — всё чёрное, капюшон, маска — и делает в городской среде скульптуры, стикеры и граффити о репрессиях в России, войне в Украине и ЛГБТК+-темах. Максим говорит, что ориентируется на наследие советских диссидентов и осознанно принимает риск: «в одних кустах сижу я, в других могут сидеть менты».
Художник Даниил из миллионника в Сибири до войны занимался в основном темой «умолчания» и телесности и держал квир в абстракции. После вторжения и ужесточения законов он вместе с коллегами сделал одностраничную квир-газету про сибирское квир-искусство, анонимные интервью и письма советских квир-людей. Газету печатали дома и раскладывали в буккроссинге и общественных туалетах — с расчётом, что она попадёт и к «телевизорной» аудитории, в том числе к гомофобным горожанам.
Что такое квир-искусство и как оно выглядит в регионах
Гендерный исследователь Коля Нахшунов в комментарии «7×7» объясняет, что квир-искусство — не строгий научный термин, а собирательное понятие для искусства, которое работает с чувством инаковости и бросает вызов нормам гендера и сексуальности. В российских условиях это всегда «предельная уязвимость», которую авторы пропускают через личный опыт.
Материал напоминает, что до полного запрета «ЛГБТ-пропаганды» в 2022 году в России регулярно проходили выставки с квир-работами, а с 2008 по 2023 год в Петербурге существовал QueerFest, фестиваль ЛГБТК+-группы «Выход». После 2013 года организаторы сталкивались с ложными звонками о «минировании», атаками гомофобных активистов и выбросом фосфиновых баллонов в вентиляцию — тогда несколько человек попали в больницу.
В регионах квир-искусство держалось на самоорганизации: независимых пространствах, квартирных галереях и гаражных выставках. Кураторка Наталья из северо-западного города рассказывает, что до войны ставила открытые выставки с квир-работами на независимых площадках, где постоянно висели радужные флаги. После 2022 года эти места закрылись или перешли на патриотическую повестку, а сама создательница одной из площадок была признана Минюстом «иноагентом».
Внутри квир-сцены тоже нет единства. Нахшунов отмечает споры о том, может ли цисгетеро-художник делать «квир-искусство» без присвоения опыта. Наталья, бисексуалка и полиаморка, говорит, что чувствовала себя «меньшинством в меньшинстве»: часть квир-сообщества не считала ни её, ни бисексуальных авторов «настоящими ЛГБТ».
Квартирные галереи, анонимные каналы и страх перед преследованием
По словам художника Владислава с севера европейской части России, после пандемии независимые галереи в его городе почти исчезли, а оставшиеся всё чаще работают с официальной повесткой: «попы с кадилами радуются присоединению Крыма и войне». Организаторы выставок и поэтических вечеров просят зрителей не снимать и не выкладывать ничего в соцсети, а сами внимательно присматриваются к незнакомым лицам, пытаясь вычислить сотрудников центра «Э».
Часть художников переносит выставки домой. Квартиры Владислава и его друзей превращаются в импровизированные галереи, где показывают антивоенные и квир-работы «для своих» — без афиш и анонсов. Уличный художник Максим полностью отказался от публичного авторства и соцсетей; его работы живут на стенах считанные часы до вмешательства коммунальщиков или горожан.
Молодые авторы, по данным «7×7», чаще всего уходят в анонимность. Художницы и художники из Тулы, Новосибирска и других городов удаляют квир-контент из старых пабликов во VK и заводят закрытые телеграм-каналы или аккаунты в X (Twitter), тщательно проверяя каждого подписчика. Одна из героинь, Екатерина, ведёт «чистый» паблик без квира и закрытый канал с квир-комиксами, но продолжает рисовать, потому что «репрезентация важна, нужно показывать, что быть квиром — нормально».
Международные фестивали и роль ЛГБТК+-организаций
На фоне цензуры и риска административных дел российские квир-художники всё чаще выходят к аудитории через зарубежные инициативы. Художник Даниил из Сибири и его коллеги дистанционно участвовали в квир-фестивале «Сопротивление» в Париже, который организовала инициатива «Центр Т» совместно с французскими партнёрами. На выставке были работы 35 авторов из России и 51 художника в эмиграции; по словам главы «Центра Т» Яна Дворкина, почти все говорили о сопротивлении — через темы потери дома, насилия, изоляции и страха.
Немецкая НКО Quarteera e.V., поддерживающая ЛГБТК+ беженцев и мигрантов из Восточной Европы и Центральной Азии, сообщает о десятках заявок от художников из России на свои опен-коллы и гранты. Художница Марина из Сибири подчёркивает, что высказывания изнутри России особенно важны для европейских выставок: это шанс дать голос тем, кого российское государство заставляет молчать, и показать, с чем сталкиваются квир-люди «дома».
Нахшунов предупреждает, что цензура квир-репрезентации — не только эстетическая, но и прямая угроза психическому здоровью: сокращение пространства видимости увеличивает ощущение одиночества и риски для жизни. Марина же верит, что нынешняя пауза временная: «как резко всё затихло, так резко и вспрянет», а голод по независимому искусству внутри страны и ностальгия по России у художников в эмиграции в будущем могут сложиться в мощный общий импульс.